Сборник [СИ] - Илья Варшавский

Тот, продрав глаза, попросил было чаю, но рыбаки о таком и не слыхали. Пришлось ограничиться глотком воды.

За ночь натертые ноги распухли и покрылись струпьями. Ступая по горячему песку, Курочкин поминутно взвизгивал и чертыхался.

Не оставалось ничего другого, как соорудить из весел подобие носилок, на которых Иоанн с Иаковом понесли Мессию, державшего в каждой руке по сандалии.

Весть о новом проповеднике из Назарета распространилась по всему городу, и в синагоге, куда доставили Курочкина, уже собралась большая толпа любопытных. Его сразу засыпали вопросами.

Не прошло и получаса, как Курочкин совершенно выбился из сил. Его мутило от голода, однако, судя по всему, о завтраке никто не помышлял.

— Скажите, — спросил он, обводя взглядом присутствующих, — а перекусить у вас тут не найдется? Может, какой-нибудь буфетик есть?

— Как же так? — спросил пожилой еврей, давно уже иронически поглядывавший на проповедника. — Разве ты не чтишь закон Моисея, запрещающий трапезы в храме? Или тебе еще нету тринадцати лет?

Однако старому догматику не под силу было тягаться с кандидатом исторических наук.

— А разве ты не знаешь, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? — ловко отпарировал эрудированный Курочкин. — Как он вошел в дом божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам. Осия, глава шесть, стих шестой, — добавил он без запинки.

Блестящее знание материала принесло свои плоды. Молодой служка, пощипав в нерешительности бородку, куда-то отлучился и вскоре вернулся с краюхой хлеба.

Пока Курочкин, чавкая и глотая непрожеванные куски, утолял голод, толпа с интересом ждала, что разверзнутся небеса и гром поразит нечестивца,

— Ну вот! — Курочкин собрал с колен крошки и отправил их а рот. — Теперь можем продолжить нашу беседу. Так на чем мы остановились?

— Насчет рабов и войн, — подсказал кто-то.

— Совершенно верно! Рабовладение, так же как и войны, является варварским пережитком. Когда-нибудь человечество избавится от этих язв, и на земле наступит настоящий рай, не тот, о котором вам толкуют книжники и фарисеи, а подлинное равенство свободных людей, век счастья и изобилия.

— А когда это будет? — спросил рыжий детина. Курочкин и тут не растерялся. Ему очень не хотелось огорошить слушателей огромным сроком в двадцать столетий.

— Это зависит от нас с вами, — прибег он к обычному ораторскому приему.

— Чем быстрее люди проведут необходимые социальные преобразования, тем скорее наступит счастливая жизнь.

— А чего там будет? — не унимался рыжий.

— Все будет. Построят большие удобные дома с холодной и горячей водой. Дров не нужно будет запасать, в каждой кухне будут такие горелки — чирк! — и зажегся огонь.

— Это что же, дух святой будет к ним сходить? — поинтересовался старый еврей.

— Дух не дух, а газ.

— Чего? — переспросил рыжий.

— Ну, газ, вроде воздуха, только горит. Слушатели недоверчиво молчали.

— Это еще не все, — продолжал Курочкин. — Люди научатся летать по воздуху, и не только по воздуху, даже к звездам полетят.

— Ух ты! — вздохнул кто-то. — Прямо на небо! Вот это да!

— Будет побеждена старость, излечены все болезни, мертвых и то начнут оживлять.

— А ты откуда знаешь? — снова задал вопрос рыжий. — Ты что, там был?

Толпа заржала.

— Правильно, Симон! — раздались голоса. — Так его! Пусть не врет, чего не знает!

От громкого смеха, улюлюканья и насмешек кровь бросилась Курочкину в голову.

— Ясно, был! — закричал он, стараясь перекрыть шум. — Если бы не был, не рассказывал бы!

— Ша! — Старый еврей поднял руку, и гогот постепенно стих. — Значит, ты там был?

— Был, — подтвердил Курочкин.

— И знаешь, как болезни лечат?

— Знаю.

— Рабби! — обратился тот к скамье старейшин. Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти?

Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой:

— Да будет так!

— Ну, это уже хамство! — возмутился Курочкин. — Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов!

— Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! — раздались голоса.

Дело принимало скверный оборот.

— Ладно, — сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. — Я попробую, но в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.

В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу. Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.

Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.

— Вот, привел целителя! Где твоя дочь?

— Умерла моя дочь, мое солнышко! — запричитал Иаир. — Час назад отдала Ягве душу! — Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.

— Неважно! — сказал Симон. — Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?

— Там! — Иаир указал рукой на закрытую дверь. — Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!

— Иди! — Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. — Иди, и только попробуй не воскресить!

Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.

Симон сквозь щелку наблюдал за ним.

«Кажется, влип! — подумал Курочкин. — Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!»

Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.

— Ну что там?! — кричали жаждавшие чудес. — Скоро он кончит?!

— Сидит! — вел репортаж Симон. — Сидит и думает.

— Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! — предложил кто-то.

Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты.

— Эх, была не была! — Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати.

— Ой! — вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. — Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел!

Толпа благоговейно затихла.

Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую.

Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты.